--------------------часть 1----------------------------
Узловые моменты пересмотра истории

Посмотрим повнимательнее, какие именно мифы создаются или пересматриваются.

Во-первых, это миф об исключительной древности этноса, касающийся «удлинения истории», когда государству или этносу приписываются древние корни, доказать которые, мягко говоря, сложно. Российский миф ввиду достаточной древности нашей страны не включал в себя посылок такого рода (попытки приравнять скифов к древним славянам были эпизодическими и не входили в официальную советскую парадигму), и наиболее емким примером выстраивания данного мифа является корейский миф о Тангуне, в рамках которого южнокорейские историки-националисты умудрялись находить даже имена его полководцев или тексты боевых песен того времени.

Другим вариантом того же мифотворчества являются «исследования» Г. А. Югая, который в нескольких своих книгах отнес корейцев к ариям. Дальнейшие исследования этого автора вообще приравняли корейцев к скифам и киммерийцам, что напоминает радикальные варианты экзерсисов подобного рода, предпринятые одним из южнокорейских пасторов, сделавшим смелое предположение о том, что корейцы являются не кем иным, как потерянным «коленом Вениаминовым».

Сюда же можно отнести и попытки чеченской пропаганды возвести родословную своего народа к древним шумерам, и «украинцы произошли от древних укров», и попытки авторов «Велесовой Книги» превратить славян в прямых потомков древних ариев.

Так, Чхве Намсон пытался объявить Корею колыбелью мировой цивилизации и родиной солярного мифа, высказывания о киевской Руси как великой украинской державе или о том, что «одним из главных итогов передела мира после Второй мировой войны было окончательное воссоединение украинских земель, встречались в официальных учебниках истории.

Впрочем, радикальные украинские националисты – это, действительно, отдельная песня. Понятно, что в националистической среде всегда найдется место экстремалам, но надо было обладать выдающимся полетом националистической фантазии для того, чтобы, следуя версии писателя Ивана Билыка, объявить Атиллу «гетманом Богданом Гатило (от украинского глагола "гатити", то есть «наводить мосты»), много сделавшим для распространения древнеукраинской культуры на Западе», или, согласно «Украинскому мифологическому словарю» середины 1990-х, объявить этноним «Галилея» происходящим о слова «Галичина» и на основании этого представить древних украинцев потомками филистимлян, изгнанных злобными евреями с их исторической родины … хотя, попытки некоторых русских националистов объявить египетские пирамиды погребальными курганами древних славян им равны.

Конечно, не следует приравнивать высказывания подобных радикалов к официальной позиции государства, ибо лагерь ревизионистов далеко не так един, как это может показаться их противникам. Те же последователи Фоменко, несмотря на общую методологию исследований, разбиты на группы, чьи трактовки нашей истории кардинально отличаются друг от друга (для одних Батый и Александр Невский – одно и то же лицо, для других татарами оказываются захватившие Русь крестоносцы, чья ставка была в Татрах) и ведут между собой очень жесткую борьбу.

С мифом о древней истории обычно соседствует миф об извечной чистоте крови. Данный народ всегда был именно таким, каков он сейчас, минимально подвергаясь внешнему воздействию как с генетической, так и с культурной точки зрения. В этом смысле очень забавно следить за некоторыми выкладками украинских националистов, которые утверждают, что именно они сохранили свои славянские корни в наибольшей чистоте, в то время как русский народ смешал свою кровь сначала с финно-уграми, а потом – с монголами, и русский литературный язык является искаженным вариантом украинского. Для корейского национализма характерны две тенденции в отношении прародины корейцев, которые несколько противоречат друг другу. С одной стороны, это желание доказать, что корейцы издревле присутствовали на полуострове, с другой – корейскому этносу приписывали распространенность на большей территории, что могло вылиться в предположение о том, что на полуостров древние корейцы пришли извне, с некоей мистической прародины.

Теперь рассмотрим разновидности мифа о былом величии. Эти мифы о том, какими мы были могучими и великими в древности, но коварные враги лишили нас доблести и славы (а вдобавок уничтожили все исторические источники, которые об этом рассказывали), хорошо мне знакомы и по Корее, и по Украине. В обоих случаях некоторая исторически обусловленная несамодостаточность во внешней политике отчасти компенсировалась взлетом националистических настроений.

«Униженное настоящее» стремятся компенсировать выдающимся прошлым, начиная от раздувания тех моментов корейской истории, когда маленькая Корея смогла взять верх над большими соседями (Китаем или Японией), до активного педалирования корейского вклада в мировую культуру: о наборном металлическом шрифте, дождемере и кобуксоне знает каждый кореец. А, наблюдая тенденцию связывать с именем Тангуна все больше событий из культурной корейской истории, Майкл Брин с усмешкой замечает, что при таких темпах через 200 лет будут найдены древние тексты, доказывающие, что Тангун изобрел баскетбол.

К сожалению, при этом многие проявления национализма, направленные не столько на то, чтобы найти, отстоять и сберечь национальные корни, сколько на то, чтобы «сравняться» по историческим заслугам с могучими соседями, начинают принимать форму «мелкодержавного шовинизма», который наиболее раздражает интеллектуальную часть историков и журналистов и нередко вызывает реакцию, прямо противоположную ожидаемой.

Тут вспоминается не столько попытка ввести копирайт на слово «сало», сколько корейские высказывания об особой любви к ребенку, из-за которой корейская мать носит его на спине (не то, что западная женщина, равнодушно заталкивающая свое чадо подальше в коляску, с глаз долой); о превосходстве заклеенных бумагой окон над окнами застекленными (оказывается, предки заклеивали окна бумагой намеренно, чтобы создать интимный полумрак, которого не может быть в банально светлой западной комнате); о выдающейся калорийности и полезности «обезжиренной» корейской кухни и тп. Пропаганда эта ведется весьма агрессивно и достататочно примитивно. Характерные примеры – цитата из рекламной листовки, представляющей иностранцам коллекцию современной корейской керамики: «Как известно, наша великая керамика имеет 1000-летние традиции. Поэтому с нашей коллекцией ни в какое сравнение не идет известная французская (sic!!) картина «Мона Лиза», имеющая всего лишь 400-летнюю историю».

Важным элементом общегосударственного мифа являются мифы о великих победах, одержанных страной над внешними врагами, или о том, как «нас никто никогда не мог победить». Тут стоит вспомнить чеченский миф о том, как одновременно с войной со шведами Петр I бросил на Кавказ 60-тысячную армию под командованием полковника(!), которая вся до последнего человека погибла в горах.

Чрезвычайно важен и близок к этому мифу миф о Великом Испытании, который призван как продемонстрировать выдающиеся качества народа, так и ответить на вопрос, почему мы не находимся в том идеальном положении, которого всем хочется. Как правило, это испытание связано с желанием внешнего врага полностью истребить народ/нацию/государство.
В этом смысле евреям и армянам «повезло». Они действительно были объектом геноцида, являвшегося частью государственной политики нацистской Германии и Турции периода младотурок. Имеют право говорить о подобном и корейцы, которых на фоне создания Великой Восточно-азиатской Сферы Сопроцветания японцы не уничтожали физически, но действительно пытались уничтожить как этнос, полностью ассимилировав и лишив национальной самоидентификации. Хотя во всех трех случаях реальная картинка несколько отличается от мифологической, миф здесь, как правило, лишь сгущает действительность.

Именно поэтому мое сильное неприятие вызывает тенденция, связанная со стремлением ряда историков из числа советских корейцев (Владимир Ли и Светлана Нам - наиболее яркие примеры) спекулировать на событиях 1935-1937 гг., превращая депортацию советских корейцев из Приморья в событие, равнозначное еврейскому холокосту. Понятно, что на фоне «развенчания проклятого советского прошлого» эти взгляды имеют значительный успех, а попытка выступить с их критикой трактуется как отрицание самого факта депортации и оправдание сталинского режима вообще.

Между тем, при анализе событий депортации нужно помнить о следующем. Во-первых, доказательства планов Сталина уничтожить корейский народ по еврейскому или цыганскому образцу и сговора между Москвой и Токио по этому вопросу существуют исключительно в головах тех, кто отстаивает эту точку зрения. Во-вторых, если сравнить организацию процесса депортации корейцев и то, что делали потом с иными перемещаемыми народами, можно отметить, что корейцы оказались в наилучшем положении с точки зрения качества переезда или особенностей расселения и проживания на новом месте (во всяком случае, со всеми остальными поступали гораздо жестче). В-третьих, репрессиям подверглись только корейцы Приморья и члены Корейской секции Коминтерна, а не все корейцы вообще. В-четвертых, мы вынуждены принять к сведению то, что внутренние интриги в среде корейского землячества на Дальнем Востоке, нашедшие свое воплощение в массовых доносах друг на друга, вполне могли сыграть роль катализатора, подстегнув некомпетентные в особенностях корейской национальной психологии московские власти к радикальному решению вопроса, продиктованному и сложной международной обстановкой на Дальнем Востоке.

Несколько иная ситуация с украинским мифом «о голодоморе». Реальные события 1932-1933 гг., во время которых действительно погибло много людей, пытаются представить как проявление советской государственной политики, направленной на физическое уничтожение украинского народа или, как минимум, украинского села. Факт «осознанности» подобной политики при этом, правда, не доказан, а то, что голод в эти годы свирепствовал не только на Украине, как бы забывается.

По украинским националистам хорошо виден и миф, который можно условно назвать как «Мы вас всех кормили». Всё процветание России, а затем - СССР объясняется заслугами не только Украины как житницы, но и этнических украинцев вообще. Так, например, именно они осваивали Сибирь и Дальний Восток. Вложения же Центра в развитие Украины объясняются тем, что «они строили на нашей земле заводы и железные дороги для того лишь, чтобы перерабатывать и вывозить наши богатства». Собственно, и голодомор они объясняют необходимостью одновременно выкачать из региона все ресурсы (индустриализация СССР, по их мнению, тоже оплачена кровью украинского села) и физически уничтожить ту часть народа, которая могла этому сопротивляться. Замечу, что почти теми же словами «отбиваются» корейские националисты, когда им пытаются напомнить о том, как много сил и средств японцы вложили в освоение Корейского полуострова. Злую волю японцев, наоборот, стараются искать во всем, их обвиняют в том, что благодаря их политике ассимиляции Корея безвозвратно утратила большую часть достижений национальной культуры. Даже написание слова «Корея» с буквы «К» объясняется тем, что японцы специально навязали миру написание через «К», а не через «С», с тем, чтобы при перечислении стран в алфавитном порядке Япония шла раньше.

Вообще, миф о Враге, стараниями которого прежде великая держава влачит незавидное существование, является практически универсальной «отмазкой». Дело в том, что с психологической точки зрения неудачи значительно проще объяснять не собственными ошибками или противодействием, которое тебе оказывает «безликий мир», а кознями какого-то определенного врага, после победы над которым все проблемы сгинут и наступит долгожданное процветание.

Понятно, что в современном националистическом мифе эта роль достаточно прочно утвердилась за последними по времени «угнетателями». У украинцев это москали, у корейцев - японцы, у радикальных ревизионистов Запада, - мировое еврейское лобби, которое раздуло миф о холокосте для обеспечения идеологической основы государства Израиль.

--------------------часть 2----------------------------
Операции с фактами

Принято считать, что факты являются упрямой вещью, но это несколько не так. Наиболее действенным типом лжи является полуправда, и не случайно «идеальная фальсификация» как правило, представляет собой набор пристрастно подобранных и вырванных из контекста совершенно реальных фактов. Делается это весьма разнообразными способами.
Сопоставляя факты, мы всегда должны помнить, что (это очень важная мысль и не случайно она повторяется в этом тексте несколько раз) каждый новый факт не исключает предыдущий, а дополняет картину. То, что «русские солдаты изнасиловали немецкую девушку», не вычеркивает из истории того, что «те же солдаты вытащили из-под завалов и накормили ее младшего брата».

Собственно пристрастный подбор фактов.

Если представить себе россыпь фактов как кучу элементов головоломки/паззла, то к уже существующим ложным (хотя и включающим множество истинных деталей) картинкам ревизионист добавляет новую, не менее ложную (хотя часто включающую истинные детали, отсутствующие в других паззлах). То, что в его картинке встречаются неиспользованные другими детали, при этом не значит, что при выстраивании своего мифа он использовал больше правильных элементов, чем его противники.

Пристрастное описание фактов,

…достигнутое чисто за счет словесной эквилибристики и прекрасно изложенное в анекдоте про то, как советский комментатор описывает состязания в беге президентов СССР и США: "Наш президент занял почетное второе место и серебряную медаль, в то время как американский пришел к финишу предпоследним". По сути, это разновидность рефрейминга как «создания новой реальности изменением системы отсчета», в рамках которого стакан уже не наполовину пустой, а наполовину полный.
Замечу, что словесная эквилибристика как метод подачи сведений играет чрезвычайно важную роль. Позволю себе привести хороший пример, почерпнутый мной в одной из работ по исследованию «демагогии», хорошо демонстрирующий то, как при помощи словесных конструкций можно подать информацию о событии с большей или меньшей степенью сомнения. Сравним:
· «Доподлинно известно, что произошло событие А».
· «Нам только что сообщили из компетентных источников, что произошло событие А».
· «Произошло событие А».
· «Мне сообщили, что произошло событие А».
· «Мне пытались внушить, что произошло событие А».
· «Мне назойливо внушали, что якобы произошло событие А. Впрочем, проверить это утверждение я не могу».

Полуправда как вырывание факта из контекста,

… в рамках которого он рассматривается в отрыве от событий, происходящих впоследствии или одновременно с ним. Так, существует миф о том, что Гитлер чудовищно обращался с советскими военнопленными, потому что СССР не подписал Женевскую конвенцию 1929 года об обращении с военнопленными. Полуправда здесь в том, что в 29 году СССР действительно ничего не подписывал. Однако 19 марта 1931г. ЦИК и СНК СССР было утверждено внутригосударственное "Положение о военнопленных", которое почти полностью совпадало с текстом Женевской конвенции о содержании военнопленных 1929 года. Получается что полностью конвенцию СССР не подписывал, а придерживаться, - придерживался. Германия же Женевскую конвенцию подписала и была обязана соблюдать ее, вне зависимости от того, подписывала ли ее противная сторона.

Другой пример: выказывая совершенно верное утверждение о том, что за время Советского Союза на территории Украины было шесть случаев голода, приверженцы новоукраинского государственного мифа не упоминают ни о том, что в большинстве случаев голод был не только на Украине, ни о том, как часто голодал регион ранее. В результате данного умолчания складывается впечатление о том, что Украина голодала Только в советское время.
Рассмотрение факта вне контекста присутствует и при анализе пакта Молотова-Риббентропа. Заостряя на нем особенное внимание, наши историки забывают не только о Мюнхенском сговоре, но и о советско-англо-французских переговорах, которые предшествовали этому «сближению» СССР и Германии.
Перед Второй мировой войной на карте мира было три блока, которые равно ненавидели друг друга, но, понимая неизбежность военного столкновения, стремились натравить своих противников друг на друга с тем, чтобы ввязаться в войну последними и оказаться в выигрыше. Мюнхенский сговор между Антантой и Германией был направлен на то, что ориентировать Гитлера на восток. Попытки Советского Союза «заступиться» за Чехословакию были остановлены «невмешательством» Франции и позицией Польши, которая, заметим, не только отказалась пропустить наши войска, но и урвала себе кусок чешской территории. Сталин понимал, что на данный момент страна к войне не готова, и намеревался выиграть время. Так как Гитлер казался большим злом, была предпринята попытка договориться с союзниками, однако (не буду вдаваться в подробности, они достаточно известны) эта попытка сорвалась. За этим последовал естественный тактический ход – договориться с другими. И Молотов, и Риббентроп прекрасно понимали, что речь идет не о создании альянса, а о временном тактическом союзе, который в преддверии советско-германской войны поможет Германии на время обезопасить себя с востока, чтобы иметь возможность захватить Европу, а Советскому Союзу – осуществить комплекс военных программ, по завершении которых в 1942-1943 гг. страна будет готова к войне.

При заключении таких союзов понятно, что как только одна сторона получает планируемую от него выгоду, она уже не беспокоится о выполнении своих обязательств перед другой стороной. Гитлер добился своих целей первым и разорвал договор, как только он перестал быть ему нужным.

Игнорирование определенных обстоятельств или деталей, меняющих восприятие факта.

Здесь опять-таки отличился Резун, который как доказательство того, что Гитлер не планировал нападать на СССР, приводит отсутствие в гитлеровской армии плавающих танков. По его мнению, с учетом большого числа водных преград(150 000 или 40 000, если ограничиться Европейской частью страны), которые немцам пришлось бы преодолевать, танки такого типа были необходимы. Такая посылка заставляет предположить, что все реки Советского Союза (в том числе и мелкие, форсирование которых не сопряжено с особенными трудностями) были непреодолимыми водными преградами, перебраться через которые мог только плавающий танк. Все это сопровождается нудными расчетами сколько рек приходилось на один немецкий танк, после чего выходит, что на это ушло бы в лучшем случае несколько лет, а это, в свою очередь, означает, что Германия к войне была не готова и выиграть ее ни под каким видом не могла. На фоне подобной аргументации тот факт, что большинство рек вражеские танки преодолевали по сохранившимся или наведенным мостам, как бы уходит из поля зрения.
«Игнорирование деталей» очень хорошо видно в статье Шведова, когда он рассуждает о десятитысячной маньчжурской армии. Действительно, такая цифра в исторических данных есть. Однако востоковедам хорошо известно, что в определенной ситуации 10 000 означает, не именно 10 000, а «тьму тьмущую». И хотя меньшая численность вражеского войска подкрепляется и данными о протяженности коммуникаций и особенностях снабжения в регионе (отряд такой численности было невозможно ни перебросить, ни прокормить), Шведов строго придерживается заведомо неверного толкования, что позволяет ему порассуждать о 20-кратном численном превосходстве врага.
Еще один пример «игнорирования обстоятельств» - это высказывание некоторых российских «патриотов» относительно крайней молодости китайской культуры. Среди их аргументов есть даже посылка о том, что Великую китайскую стену построили заключенные при Мао Цзэдуне в рамках масштабной кампании по фальсификации истории, но гораздо больше меня позабавило высказывание Буровского о том, что китайский язык настолько молод, что у него система письменности еще не перешла от пиктографической к алфавитной. То, что языки мира могут иметь различные системы письменности и что переход от картинки к букве далеко не является закономерностью, характерной для развития любой системы письма, и что наличие пиктографического письма не является аргументированным свидетельством молодости культуры, благополучно опущено.

Работа с умолчаниями/недоговоренностью.

Этот момент хорошо мне знаком по ролевым играм, когда, описывая комнату, куда входят приключенцы, неопытный мастер уделяет много времени крови на полу и рисункам на стенах, но при этом забывает сказать о размерах комнаты или щелях между плитами, позволяющих предположить наличие ловушки. Так, наблюдая за пафосным описанием Ледового побоища, читатель как бы забывает, что оно было в апреле.

Без специального напоминания не учитывается не только время сражения, но и то, что по весу доспехов и эффективности защиты рыцарь XIII в. уступал русскому дружиннику того времени. Однако образ, возникающий в голове массового читателя при слове «рыцарь» - нечто, полностью закованное в «каминные» доспехи, относящиеся к позднему Средневековью или началу Эпохи Возрождения, и потому миф о том, что во время Ледового побоища тяжеловооруженные рыцари утонули (а русские дружинники, стало быть, спаслись) легко укоренился в массовом сознании.

Хороший пример «недоговаривания» есть у Шведова, когда он рассказывает о 15-ти орудиях, которые сопровождали китайское войско, и о трехнедельной бомбардировке, которой оно подвергало острог. «По умолчанию» читатель предполагает, что речь идет о приличествующих ситуации осадных орудиях, а бомбардировка означает интенсивный обстрел. Однако при более внимательном анализе ситуации (в частности, количества и качества выпущенных ядер) становится понятным, что калибр китайской артиллерии был невелик, а каждое из орудий делало в день всего 1-2 выстрела, что также не вяжется со словом «бомбардировка».

Замена фактов умствованиями на тему.

Рассмотрим это на примере моей собственной ошибки, связанной с попыткой реконструировать ход сражения при Таласе (битва в Центральной Азии, случившаяся в III н. э., как принято считать, между римлянами и китайцами, в которой последние одержали победу). . Зная и примерно равной численности войск и примерно представляя себе систему организации и ведения боевых действий как в Древнем Риме, так и в Древнем Китае, я выстроил внешне вполне убедительную модель сражения двух римских легионов и китайского цзюня примерно аналогичной численности, основанную на том, что обе стороны придерживались шаблонной тактики. Возможно даже, что будь Таласское сражение действительно столкновением римлян с китайцами, его ход был бы похож на мою модель.

Однако сама исходная картинка, к сожалению, была иной. Более детальное знакомство с историей этого сражения в общем-то убедило меня в том, китайское войско состояло из вассалов империи, имевших совсем другой комплекс вооружения, чем ханьцы, а принадлежность их противников к римлянам на основании отрывка из китайской летописи о том, что «нам противостояли неизвестные воины, которые выстроились строем, похожим на рыбью чешую», достаточно сомнительна. Трактовку, что это был римский боевой порядок, при этом допустить можно, но при этом абсолютно неясно, были это настоящие римляне или кто-то пытался имитировать их технику или вооружать свои войска трофейным вооружением.

«Введение новых фактов»

…путем подделки является все-таки маргинальной практикой и используется только в том случае, когда а) из-за высокой ангажированности автора ставки очень высоки; б) риск разоблачения сведен к минимуму.

Однако если историческую фальшивку разоблачили не по горячим следам, а некоторое время спустя, то она пускает корни в массовом сознании, и выкорчевывать то, во что уже успели поверить, гораздо сложнее. Не говоря уже о том, что исправление ошибок далеко не всегда осуществляется в том же формате, что их совершение. Можно вспомнить классический прием желтой прессы, когда «неоднозначная» статья с кричащим заголовком занимает целую полосу и сопровождается агрессивной рекламой, а ее последующее опровержение там же занимает несколько незаметных строчек, набранных мелким шрифтом где-нибудь в углу.

Но о том, как именно вводятся эти «новые факты», мы поговорим в разделе, посвященном анализу источников

--------------------часть 3----------------------------

Работа со «свидетельствами очевидцев»

Мы не случайно отделили работу со свидетельствами от анализа собственно фактов, так как между историческим фактом и показаниями свидетелей этого факта есть некоторая разница. Свидетельские показания – это интерпретация данного конкретного человека. При этом особенно в ситуации, когда человек вспоминает о событии спустя длительное время, многие детали сознательно или несознательно он искажает.

Здесь вообще стоит отметить, что свидетельства очевидцев являются такой же «основополагающей» уликой, как и признания подсудимого. Каждый свидетель смотрит со своей колокольни и может не знать «контекст».
Кроме того, нередко срабатывает так называемая «ложная память». Мы уже приводили здесь в качестве примера рассказ матроса с «Потемкина», в памяти которого кинематографический эпизод вытеснил реальный, но сюда же можно добавить целый ряд нашумевших в США в последней четверти ХХ в. дел об инцесте и педофилии, которые были возбуждены после того, как во время сеансов психоанализа взрослая «жертва» была убеждена психоаналитиком в том, что ее нынешние проблемы – следствие случившегося в раннем детстве инцеста, воспоминания о котором она стерла из своей памяти. При помощи врачей и адвокатов она вроде бы «вспомнила всё», однако в ряде подобных случаев удалось доказать, что такое событие не имело место в действительности, а информация о нем была фактически внушена пациенту психоаналитиком и скорректирована адвокатом.

Именно поэтому, хотя детективный стереотип «единственного свидетеля» прочно сидит в наших головах, восстановление событий по свидетельским показаниям обычно делается на основе сопоставления показаний нескольких человек. Существует определенный термин – «корпус свидетельских показаний», как бы отражающий совокупное мнение очевидцев события.
Естественно, если это событие является массовым, то корпус подразумевает опрос большого числа людей с тем, чтобы на первый план вышли бы не мелкие различия или какие-то «глюки» отдельных лиц, а относительно полная картина – то, что как бы видели или отмечали все. И если рассказ одного человека может быть пристрастным, то совокупное описание события со слов многочисленных и разнообразных свидетелей делает картину более полной , - также как с фактами, внешне различные мнения свидетелей могут не взаимно исключать, а взаимно дополнять друг друга.

Кстати: применительно к войне комплексный взгляд на проблему и учет всех факторов сводится к тому, что и генеральский взгляд из штабов, и то, что у нас принято называть «окопной правдой», также взаимно дополняют, а не взаимно исключают друг друга.

Пристрастный же подбор свидетелей, который по методике не сильно отличается от пристрастного подбора фактов, создает ситуацию, когда выгодный творцу мифа взгляд на события подменяет собой все остальные вместо того, чтобы учесть все позиции и рассмотреть картину со всех сторон.

Методика работы с источниками и ссылками как системой подтверждения высказанного

Мы уделяем особое внимание ссылкам потому, что, во-первых, качественно оформленный ссылочный аппарат, на первый взгляд, всегда служит признаком качества самой работы, а во-вторых, приведение большого числа разнообразных источников позволяет определить и научный кругозор автора, и то, на какие данные он опирался.

Есть мелкие приемы работы со ссылками, которые не обязательно являются привилегией ревизионистов или фальсификаторов иного рода. К ним, например, относятся введение «мертвых» источников, когда для раздувания библиографии в список использованной литературы заносятся все известные автору работы по данной теме, в том числе – и те, которые он и в глаза не видел, или использование источников второго порядка в случае, если первичный источник недоступен и ссылка сделана не после знакомства с собственно источником, а опирается на его активное цитирование в работе другого автора.

Отдельный момент связан с работой с источниками «не в оригинале», когда автор опирается на информацию, которая может быть осознанно или неосознанно искажена переводчиками. Однако встречаются случаи, когда ревизионисты намеренно используют в качестве источника некорректный перевод. Именно к такому приему, например, прибегали те, кто пытался доказать, что «окончательное решение еврейского вопроса» по Гитлеру вовсе не предполагало геноцид.

Однако мы обратим внимание на те приемы работы со ссылками, которые имеют непосредственное отношение к процессу передергивания известных фактов или «введения в научный оборот» новых, ревизионистами придуманных.

Перекрестные ссылки друг на друга,

Когда ревизионисты формируют некое сообщество по интересам, в их среде начинается процесс взаимоцитирования в форме списывания друг у друга: автор А вводит некий факт со ссылкой на автора Б, автор Б приводит в подтверждение своей гипотезы выкладки В, а В, в свою очередь, опирается в своей работе на А. Читатель, не знающий что эти авторы принадлежат к одному сообществу, не сомневается в подлинности упоминаемого всеми тремя и постепенно обрастающего домыслами факта, а разобраться в круговороте ссылок и найти концы не так-то просто.

Много ссылок по мелочам и отсутствие ссылок в главном.

Это прием рассчитан на определенное замыливание глаз. Читатель привыкает к тому, что любая, даже самая мелкая, деталь обязательно проходит с правильно оформленной ссылкой на источник, и когда главное положение теории проходит без каких-то приведенных доказательств, это проходит незамеченным..

Нечто подобное делает Буровский, разбирая историю еврейских погромов. Доказывая несостоятельность официального мифа на примере серии инцидентов, когда провокации были и с еврейской стороны, либо как погром была представлена бытовая разборка, он описывает в качестве «гвоздя программы» события в Гомеле, где евреи фактически спровоцировали русских на «ответные меры» своим постоянным хамством и поступками, включая стрельбу в городовых или выплескивание кислоты в лицо русским женщинам. Однако если все предыдущие эпизоды снабжаются дотошными ссылками (пусть и не всегда «хорошего качества», ибо ссылка на черносотенную газету как на источник некорректна), то в рассказе о событиях в Гомеле ссылок на источники информации нет совсем.

Ссылка на некорректный источник.

К примеру, доказывая преступные планы кровавого сталинского режима, Резун дает ссылку на «Правду» от 1940 года, откуда приводится развернутая цитата о том, как надо поступать с союзниками, натравливая их друг на друга и не упуская своей выгоды. Это действительно ссылка на ту самую страницу той самой газеты, на которой, однако, находится не правительственная статья, а исторический очерк, посвященный Макиавелли, которого, собственно, и цитируют. Еще один пример у того же автора - тоже газетная цитата о распространении революции по планете, оказавшаяся цитатой из публиковавшегося в газете научно-фантастического романа.

Ссылка на несуществующий источник.

Если она выглядит грамотно оформленной, то никто не заподозрит, что вышедшей в издательстве «Азкабан-пресс» в 1984 г. в серии «Тайны масонских зоосадов» книги профессора Г. Поттера «Конспирологическая история мифа о смерти слона в зоопарке» попросту нет.

Более распространенным вариантом этого приема, является, однако, ссылка на несуществующий раздел реального источника. Расчет делается на то, что, удостоверившись в подлинном существовании такого труда, критики не станут копаться в нем, выискивая то, на что сослался автор. Так, в одном из текстов (правда, совсем уж маргинальных) русских националистов автор натолкнулся на рассказ о том, как «Сага о Вёльсунгах» повествует о сражении предков древних германцев со злобными евреями, которое имело место на территории нынешней России. Сага такая есть и хорошо известна, но ни евреи, ни русские земли в ней не упоминаются.

Ссылка на источник, не имеющий прямого отношения к теме.

Как правило, каждая историческая область имеет определенный набор источников или литературы, которые являются основными по данной теме. И поэтому очень смешно наблюдать то, что историю Китая Мензис предлагает нам учить по книге Ван Гулика «Сексуальная жизнь в Древнем Китае». Более половины ссылок, посвященных истории и культуре страны в рассматриваемое им время, относятся именно к ней, а не к более серьезным или общим исследованием.

Этот прием в несколько ином варианте применяет Югай, в работах которого присутствует огромное число ссылок на Розанова, Рериха, Тилака, но при этом работ корееведов вообще, и тем более – по затрагиваемой им теме, нет совсем.
К этому же приему близок ограниченный выбор источников. Это именно то, за что китаисты имеют такие претензии к Л. Гумилеву, поскольку все его выкладки, касающиеся истории Китая, опираются или на материалы археологии, относящиеся не совсем к этому региону, или всего на два источника в русском переводе, а именно – «Сокровенные сказания монголов» и «Собрание сведений…» Иакинфа Бичурина, которое представляет собой сделанную им выборку из китайских летописей, а не полный их перевод

Ссылка на источник, не существующий к данному времени или заведомо недоступный.

Сюда относятся как источники, которые, по версии ревизионистов, безусловно существовали, но до настоящего времени не сохранились, так и как разного рода сверхсекретные документы, с которыми автор сумел ознакомиться неким таинственным образом. Последнее нередко сопровождается рассказами о том, как «вскоре убитый после этого NN тайно провел автора в секретный архив КГБ/Ватикана/Масонского сговора, где он имел возможность отсканировать документы, неопровержимо свидетельствующие о...», .

Подобного подхода придерживаются и корейские историки боевых искусств, которые очень любят рассказывать о том, что письменные трактаты, отражающие богатство корейской воинской традиции, были, но во время колониального ига японцы почти все их собрали и уничтожили. Похожей аргументации придерживаются некоторые украинские национал-радикалы: преступные планы Сталина в отношении геноцида украинского народа подтверждает целый ряд секретных документов из архивов КГБ, однако в начале 1990-х годов все они были спешно сожжены, а все, кто мог это подтвердить, - убиты.

Миф о том, что свидетельства/доказательства были, но потом их уничтожили, опять-таки, является порождением переноса в древность современных представлений о месте истории и о необходимости ее «формировать». К сожалению, в определенной мере это относится, разве что, к дальневосточному региону, где создание государственной трактовки истории периодически предполагало определенное «исправление имен». Однако и здесь косвенным доказательством подлинности уничтоженного источника может служить зафиксированный факт уничтожения документов (например, на основе свидетельских показаний или позднейших записей в исторических хрониках о том, что все упоминания о «мятеже ночных невидимок» и «королевском брате-близнеце» высочайшим повелением были вымараны), но, как правило, доказательств такого рода ревизионисты не приводят. Более того, их конспирологическая логика очень часто вертится вокруг тезиса о том, что отсутствие доказательств и есть главное доказательство.
В общем, есть разница между «Доказано, что документ был, но затем его уничтожили» и «Прямых доказательств этого факта нет, что свидетельствует о том, что все документы уничтожены». Кроме того, иногда документы уничтожаются непреднамеренно, и далеко не каждый пожар в архивах – поджог. С другой стороны, когда с вводом американских войск в Багдад были частично разрушены, а частично разграблены ценнейшие архивы археологических материалов по истории Древнего Двуречья, один из моих знакомых горько пошутил, что лет через 50 какая-нибудь новая группа ревизионистов вполне может начать отрицать существование того или иного исторического факта на основании того, что подтверждающих его обстоятельств теперь больше нет.

Ссылка на анонимный источник.

Это то самое «клиническими испытаниями доказано» или «многочисленные и авторитетные эксперты утверждают», причем опасность этого приема заключается в том, что в ряде случаев серьезный эксперт действительно не желает, чтобы его имя озвучивалось. Однако, как минимум, с точки зрения журналистской этики, такая информация используется для высказывания предположений или не проверенных данных, но не не доказательства. И строить теории, опираясь на мнение анонимов в качестве главной опоры является моветоном.

Одним из очень хороших примеров такой работы является книга Панина и Альтова, «разоблачающая» режим Ким Чен Ира. В ней приводится очень много «душераздирающих подробностей», однако все они даются со ссылкой на «ряд экспертов», имена которых не называются никогда.

К ссылке на анонимов отнести и ситуацию, когда ревизионист ссылается на какие-то авторитеты, которые, однако, абсолютно неизвестны окружающим, - «профессор Смит убедительно доказал… Это же было подтверждено российским историком Петровым, собравшим уникальные свидетельства того, что…». В ситуации, когда имена Смита и Петрова известны как специалистов в данной области, либо когда к подобным заявлениям прилагаются ссылки на их работы, всё в порядке. Но когда эти имена вызывают исключительно реакцию типа «А кто такой этот…?», можно смело ставить знак равенства между ними и «многочисленными экспертами».

Использование работ иностранных авторов в качестве убойного козыря.

Ссылка на зарубежные издания как бы убивает несколько зайцев. Во-первых, существует предположение, что иностранные авторы могут быть объективнее, так как не вовлечены или менее вовлечены во внутренние проблемы страны. Посылка эта не всегда верна, ибо, например, работы американских авторов времен холодной войны, посвященные истории Советского Союза в 1930-е – 1940-е годы, весьма ангажированы и наполнены пропагандистскими материалами.

Во-вторых, эта посылка связана с утверждением, что западная наука более развитая и прогрессивная. Возможно, это и так, но нередко иностранному исследователю бывает сложнее вникнуть во внутренние проблемы страны. Здесь может сказаться и незнание языка, и меньший уровень доступа к архивам, и непонимание некоторых национально-культурных реалий, знакомых тому, кто воспитывался внутри традиции. В-третьих, ссылка на иностранный источник как бы подтверждает распространенность данной точки зрения не только внутри страны, но и за ее пределами. То, что эту точку зрения разделяет кто-то на Западе, еще не значит, что там доминирует.

Замена верификации факта «мифологическим» представлением о нем.

Как заявила на конференции госпожа Нам, «я не считаю необходимым приводить ссылку там, где речь идет о фактах настолько общеизвестных, что во время перестройки об этом писали все газеты».

Использование непроверенной информации/слухов

Любое событие со временем обрастает слухами, многие из которых при малейшей попытке их проанализировать выглядят весьма нелепо (например, пулеметы заградотрядов, стреляющие в спины атакующим штрафникам). Таких своего рода «городских легенд» достаточно много, и они создают значительный уровень информационного шума. А из рассказанных «фальшивыми свидетелями» (см. определение данное в тексте выше) баек о Великой Отечественной войне можно было бы запросто составить монументальное издание и даже назвать его «Правда из уст ветеранов», причем сам факт издания такого сборника легитимизировал бы истинность того, что в нем написано.

Легитимизация беллетристики в качестве исторического источника.

В материалах об массовых изнасилованиях немецких женщин советской армией нередко встречается цитата, якобы из Эренбурга: "Убивайте! Убивайте! Нет такого, в чем немцы не были бы виновны - и живые, и еще не родившиеся! Следуйте указанию товарища Сталина - раздавите фашистского зверя насмерть в его собственной берлоге. Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их как законную добычу!" Попытка поискать ее в собрании сочинений данного автора или найти ссылки на нее в материалах того времени не закончилось ничем, однако мой тогдашний оппонент отреагировал на этот факт феноменально: «но ведь Эренбург писал нечто подобное! Что с того, что он не написал именно эти строки?».

К подобным же цитатам относится «отрывок из плана Даллеса», где излагается подробный план разрушения моральных устоев СССР изнутри, направленный на то, чтобы сделать из советских людей «циников, пошляков и космополитов». Директива 20/1 СНБ США от 18 августа 1948 г., более известная как «План Аллена Даллеса», действительно существовала и была посвящена сходной проблематике, однако столь любимый определенными авторами текст представитель американских спецслужб излагает на страницах литературного произведения В. Иванова «Вечный зов». Затем он появляется в книге Н.Н. Яковлева «ЦРУ против СССР», которая окончательно вводит его в научный оборот. Тем не менее это - фальшивка. Стратегия – была, но именно такой документ – нет.

Один из моих знакомых вроде бы отследил подобный подлог и у Солженицына, когда выяснилось, что вложенная им в уста Сталина цитата о врагах и предателях заимствована из реплики Сталина в советском фильме о войне, а не из собрания сочинений последнего, но привести достаточно доказательств этого я не могу..

Некорректное цитирование.

В данном случае речь идет о цитате, вырванной из контекста или неправильно обрезанной. Ленинское «все театры следует положить в гроб» относится к письму Луначарскому, в котором В. И. В присущей ему эмоциональной манере рекомендует наркому просвещения в первую очередь сосредоточиться на вопросах образования и не уделять так много внимания такому элитарному виду искусства как театр, а его же «из всех искусств для нас важнейшим является кино» в необрезанном виде звучит примерно как «в условиях, когда 90 % населения России неграмотны, из всех искусств…». Поневоле вспомнишь анекдот о том, как Берия любил Пушкина за то, что он написал «Души прекрасные порывы».

Применение в работе с источниками «синдрома одной книги».

В данном случае среди разнообразных источников выбирается один, в котором содержится нужная информация, в то время как все остальные свидетельства игнорируются. Зато посылка ревизиониста вполне легитимизирована ссылкой. Так, основываясь исключительно на мемуарах одного из партизанских командиров, Светлана Нам оценивает численность иностранных интервентов на Дальнем Востоке в 100 тысяч человек, в то время как японо-англо-американские силы составляли по документированным историческим данным менее 40 тысяч. Даже если добавить к ним «белочехов», которые действовали в регионе в иное время, 100 тысяч все равно не набирается. Так же некритичны были ссылки на ряд советских откровенно пропагандистских изданий, описывающих подвиги корейских коммунистов и зверства японцев.

Приоритет одного корпуса источников над другими.

Прием этот вытекает из недостаточного знания вспомогательных дисциплин или неумения/нежелания анализировать весь корпус свидетельств. Из него выбирается только один блок источников, которые служат ревизионистам доказательной базой. Например, европейские ревизионисты отдают особое внимание документам, считая, что если факт не был должным образом задокументирован, его не было. У Соколова и прочих авторов «нового взгляда на Вторую Мировую» это приоритет «окопной» правды над генеральской. У сторонников Фоменко это определенный блок летописей, как правило, русских. То, что одно и то же событие может быть зафиксировано в разнообразных источниках (наподобие отрицаемого ими завоевания монголами Центральной Азии) или подтверждаться данными материальной культуры, ими игнорируется. Мензис, наоборот, использует в качестве доказательств исключительно материальные источники, игнорируя летописания под предлогом того, что все летописи были подделаны.

Отрицание подлинности источников, не вписывающихся в концепцию.

Летописный источник, содержащий нежелательную для ревизиониста информацию, можно пробовать объявить подделкой, созданной для дискредитации верной точки зрения. Так, западные ревизионисты утверждают подложность «Дневника Анны Франк», который будто бы был написан шариковой ручкой, а их российские коллеги договорились до того, что объявили сфабрикованным в ходе Нюрнбергского процесса «Генеральный план Ост», который, напомним, содержал ключевые положения политики по отношению к населению оккупированных территорий СССР.
С другой стороны, сами ревизионисты не гнушаются использовать как свои источники материалы сомнительной подлинности (к примеру, разнообразные «тайные писания» корейских даосов, точной датировкой которых особенно никто не занимался) или являющиеся разоблаченными фальшивками («Велесова Книга», «Протоколы сионских мудрецов» и т. п.).

Использование мнимых противоречий и игнорирование принципа взаимодополнения.

В свидетельских показаниях или источниках разных сторон всегда можно найти внешне неразрешимые противоречия, на основании которых можно или отмести те трактовки событий, которые чем-то не устраивают ревизиониста, или вообще сделать вывод о том, что поскольку показания противоречат друг другу, весь корпус свидетельских показаний (а не только позиции, по которым наблюдаются противоречия) не заслуживает доверия и объективную истину о том, что произошло, вообще нельзя установить или можно установить, но на основе иных источников.

Одним из основных направлений работы ревизионистов такого рода является дискредитация и отведение устных свидетельств отдельных очевидцев Холокоста (будь то немецкая сторона, т. е. администрация и охрана лагерей, или сторона заключенных), если они не подкреплены документами. Делается это на основании того, что эти показания переполнены противоречиями и потому не заслуживают никакого доверия. Между тем, понятно, что каждый рассказывал о том, что он знал, помнил или то, что ему казалось, и даже начальник лагеря мог не помнить все детали технологического процесса работы его крематория.

Некорректное использование материалов пропаганды.

Понятно, что на войне или во время предвыборной кампании для дискредитации противника хороши все средства. В ход идут и натяжки, и полуправда, и откровенная ложь, и манипулирование слухами. При этом «когда война закончилась», победитель обычно не приносит извинения побежденному за допущенные «неточности» (таким поведением отличились только англичане после Первой мировой, которые дезавуировали наиболее одиозные положения своей пропаганды, касавшиеся немцев). По умолчанию историки понимают «ценность» пропагандистских материалов как источника фактов, поскольку для красного словца в материалах и документах такого рода (а это могут быть далеко не только листовки) может содержаться очень высокий процент дезинформации. В связи с этим материалы пропаганды надлежит или использовать в комплексе, рассматривая обвинения обеих сторон, или анализировать с особой тщательностью, помня, для чего эти тексты писались.

Однако ревизионисты не знают этих тонкостей, а чаще – игнорируют их. В результате получается, что при описании ужасов гражданской войны агитационные материалы красных закономерно клеймятся и отметаются как пропаганда, в то время как занимающие аналогичную нишу материалы белых воспринимаются как источник, заслуживающий доверия. На этом основании делается вывод, что красный террор был на порядки кровавее белого, хотя особенности гражданской войны всегда предполагают высокий уровень взаимного озверения, и в агитационном арсенале обеих сторон можно найти как достаточно совершенно реальных фактов зверств противника, так и пропагандистских фальшивок.

--------------------часть 4----------------------------
Логические ошибки/Ошибки в доказательном аппарате

Подмена сути спора.

Данный прием очень хорошо иллюстрируется на примере деятельности желающих пересмотреть Холокост. Берется принятое определение холокоста как деятельности гитлеровцев, направленной на планомерное физическое уничтожение целых народов исключительно ввиду их «расовой неполноценности». Однако в ходе развития темы термин «холокост» начинают трактовать не как «гитлеровцы собирались уничтожить весь еврейский народ, целенаправленно занимались этим и немало в этом преуспели», а как «гитлеровцы отравили газом 6 миллионов евреев в своих концлагерях и сожгли их тела в крематории (то есть, Именно 6 млн и Именно в крематории)». Оспаривая уже это утверждение, ревизионисты находят факты, которые делают его не бесспорным (возможно, не 6 миллионов, а меньше - 4-5... из них в лагерях газом - не 90 процентов, а одну четверть, а остальных голодом и пулей...) после чего отсутствие доказательств осуществления массовых казней указанными выше способами приравнивается ими к отсутствию доказательств планирования геноцида вообще. Между тем то, что старушку убили не лезвием топора, как кажется многим, а его обухом, не снимает с Раскольникова обвинения в убийстве.

Исчезающее «возможно».

Этот прием хорошо используется в больших по объему текстах и выглядит так. В начале работы автор выдвигает некое предположение, безусловно, оговаривая тот факт, что оно является гипотезой, вероятно, одной из многих. Однако затем предположительность этой гипотезы перестает упоминаться, и автор начинает оперировать этим предположением так, как если бы оно уже было доказано. Более того, нередко этот тезис становится основой для серии новых предположений, которые также подвергаются подобной трансформации, превращаясь из гипотез в аксиомы.
В комментариях к предыдущим постам этот прием был хорошо разъяснен на примере пассажей Резуна в отношении автострадных танков.

«Измерение алгеброй гармонии».

Для меня эта перефразированная цитата из Пушкина означает попытки проанализировать действия того или иного лица с точки зрения абсолютно чуждой ему логики и этики. На подобном принципе было, например, построено шутейное обвинение Шекспира в пропаганде педофилии, так как «в его пьесе «Ромео и Джульетта» поэтизируется и романтизируется связь между половозрелым юношей и тринадцатилетней девочкой». На фоне современной свистопляски вокруг «детской порнографии» это обвинение выглядит очень острым, если забыть о том, что для того времени 13 лет были вполне нормальным брачным возрастом (мать Джульетты в ее годы уже была беременна), и «половозрелый» Ромео был половозрелым по меркам именно того времени, хотя в современном контексте эта фраза заставляет подумать о том, что юноше было 18+.

Перенос современных моделей в прошлое был применен и сторонниками оранжевого мифа в отношении Януковича. Нарисованная оппозицией история о бандите и насильнике, который сумел откупиться от правосудия, запугав потерпевшую и свидетелей, соответствует не ситуации конца 1960-х, когда Януковича привлекали к уголовной ответственности, а середине 1990-х, когда такой беспредел стал нормой жизни. Однако, транслируя на прошлое ситуацию, часто встречающуюся сегодня и задевающую за живое широкие массы населения, оппозиционеры добились нужного эффекта.
Частным случаем «измерения алгеброй гармонии» является апелляция «к домохозяйке» - взывание к здравому смыслу читателя или слушателя в форме «Но вы ведь не сделали бы…». Понятно, что здесь компетентность среднего гражданина автоматически приравнивается к компетентности военного или государственного деятеля, логика которого при решении подобной проблемы могла быть совсем иной.

«Мог хотеть, значит – сделал».

Речь идет о приписывании кому-то определенных действий на основании того, что теоретически данные действия могли бы быть совершены этим лицом. Так, некоторые «демократические историки», доказывавшие существование секретных переговоров между гестапо и ОГПУ и использовавшие в качестве доказательства документ с явными признаками фальсификации, упирали в первую очередь на то, что поскольку из-за сходных людоедских взглядов чекисты и гестаповцы могли сотрудничать, было бы странно предположить, что они этого не делали. Эту ошибку можно было бы рассмотреть как частный случай «измерения алгеброй гармонии», но, с моей точки зрения, речь скорее идет о том, что в качестве доказательства совершения преступления используются даже не преступные намерения, а вероятность того, что такие намерения могли возникнуть.

Другой вариант этой же ошибки – создание ложной причинно-следственной связи. Так, берется факт принятия закона, на основании чего делается вывод, что этот закон исполнялся повсеместно и без перегибов. Мой опыт изучения административной системы говорит о том, что так происходит не всегда.
К этому же приему близка такая распространенная логическая ошибка, как

принятие временной связи за причинно-следственную.

То, что событие Б случилось после события А, воспринимается как безусловное доказательство того, что оно произошло вследствие события А. Так, по мнению одного из сторонников существования жидо-масонского заговора, то, что в 1240 г. Русь одновременно подверглась нападению и с Запада, и с Востока, неопровержимо свидетельствует о наличии между монголами и тевтонцами скоординированного плана действий, направленного на раздел страны. А поскольку евреи проживали и на тевтонской, и на монгольской территориях, то совершенно ясно, кто именно обеспечивал связь между этими двумя силами и координировал их действия. Та же аргументация применяется и для доказательств всевозможных «планов Сталина».

Игнорирование фактора случайности.

Уклон ревизионистов в сторону конспирологии порождает в них уверенность в преднамеренности любых событий. То есть, если видный политический деятель разбился на машине, это не могло случиться из-за того, что перебрал водитель или возникли неожиданные технические неполадки – контргайку кто-то открутил. Если из-за падежа скота на какой-то животноводческой ферме пошел быстро разросшийся слух о коровьем бешенстве, страна с сельскохозяйственной экономикой потеряла прибыль от экспорта мяса, после чего в результате серии последовавших в связи с образовавшимся дефицитом бюджета наступил правительственный кризис, то всё развитие событий, конечно, было хладнокровно просчитано Фондом Сороса, агенты которого сначала отравили скот, потом разнесли слухи и т. д. для того чтобы прибрать страну к своим рукам. Проблема в том, что планы подобного рода, если вдуматься, требуют такого уровня стратегического планирования и контроля над ситуацией, который крайне маловероятен для данной ситуации. Кроме того, в условиях нынешнего информационного общества далеко не всегда удается раскрывать аферы и преступления методом «Кому это выгодно?», ибо таковых может оказаться достаточно много. Впрочем, я писал уже об этом в текстах, посвященных терроризму и ситуации на Украине.

Некорректное сравнение точек зрения, отстоящих во времени.

У ревизионистов - это сопоставление того, что писалось о данном событии, скажем, в 1944 г. и что в 1985 или 2000 гг. Поскольку оказывается, что писали разное, то это толкуется как доказательство фальсификации.

Здесь сказывается целый ряд ошибок в методологии ревизионистов. Во-первых, игнорируется тот факт, что со временем возрастают технологические возможности науки, в оборот вводятся новые факты и документы, в результате чего представление о событии или явлении оказывается более полным. Ревизионисты же полагают, что информация, полученная по горячим следам или при непосредственном контакте с событием, является наиболее достоверной, в то время как более поздние исследования представляют собой искажение действительности в угоду мифам.
По сути, это представление основывается как раз на том, что не представляющие себе возможности методологии источниковедения ревизионисты меряют профессиональных историков по себе и потому считают, что позднейшие исследователи не способны восстановить картину произошедшего.

Во-вторых, ревизионисты забывают про то, что точка зрения одного и того же историка на некоторые события тоже может меняться под влиянием смены концепции или введения в научный оборот новых фактов. Я, например, достаточно хорошо представляю себе, какие ошибки были допущены мною в моих ранних работах по истории оружия, но это абсолютно не значит, что уже тогда я все знал, но я намеренно вводил людей в заблуждение. Около пятнадцати лет назад, когда я писал это исследование, многие факты и материалы, которыми я располагаю сейчас, не были мне известны. Тем не менее, такая совершенно нормальная ситуация в работе исследователя интерпретируется ревизионистами как «неопровержимое доказательство намеренной фальсификации».

Некорректное использование терминов.

Если в определенной ситуации не снабжать термин разъяснениями, то аудитория воспринимает его значение «по умолчанию». Возьмем, например, «Рамочное соглашение» 1994 г. Слово «соглашение» по умолчанию указывает на то, что между двумя сторонами состоялась некоторая формальная и зафиксированная договоренность и потому обвинение Северной Кореи в том, что она его нарушила, закладывает в массовое сознание установку: «КНДР – нарушитель международного права». То, что это Соглашение в действительности было джентльменским, что с дипломатической точки зрения его следовало бы именовать «рамочной договоренностью», и что Соединенные Штаты тоже нарушили его со своей стороны, в массовом сознании не откладывается.

Хороший вариант игры терминами встречается у Буровского, когда он говорит о евреях. Вначале он грамотно разграничивает евреев по крови, евреев по обычаю и евреев по вере, однако там, где ему это нужно, это разделение исчезает, и коммунисты еврейской национальности, ушедшие в революцию именно для того, чтобы избавиться от местечковой самоидентификации, превращаются у него в экспериментаторов, желавших воплотить в России «еврейский племенной миф».

Другой пример связан с яростными попытками корейских националистов убрать из чужих учебников истории фразу о том, что Корея «была вассалом Китая». Здесь проблема действительно в том, что отношения «служения старшему», которые связывали Корею с Китаем, могут восприниматься как аналог европейского вассалитета, но отнюдь не являются его полной копией. Между тем, не получающий должного разъяснения этого читатель автоматически подстраивает под слово «вассал» европейскую модель отношений. То же самое касается дальневосточного «рабства», которое отличается от классического римского хотя бы тем, что дальневосточный раб не имел статуса «говорящего орудия», а его труд не был основным средством производства.

Еще один пример связан с определением понятия «русская угроза», о которой любят рассуждать южнокорейские националисты применительно к событиям XVII в. Они называют угрозой любые действия казачьих отрядов (заметим, разрозненных и не имеющих центрального командования), появление которых в Приморье могло рассматриваться как потенциальная угроза интересам Кореи. Однако для российских исследователей, которые понимают этот термин ближе к его значению в политическом контексте, «русская угроза» означает наличие у России конкретных планов по захвату Кореи, существовавших на государственном уровне, и проведение по этому поводу целенаправленной внешней политики Таких планов у российского правительства не было.
Это различение деталей понимания оказывается очень важным, когда мы пытаемся разобраться в том, почему те или иные явления или общественные институты воспринимаются превратно. Надо учесть и то, что для разных авторов одно и то же слово может иметь разное значение и разную коннотацию. Именно поэтому я специально оговариваю в данном тексте, что слово «дилетант» не имеет для автора этого текста пренебрежительный оттенок. То же самое касается слова «националист», которое для одних участников дискуссии может означать констатацию позиции автора, но воспринимается другими как «навешивание ярлыков».

Использование явных но некорректных аналогий по внешним признакам.

При анализе события выбираются некие сходные черты, на основании наличия которых одно событие или явление приравнивается к другому. При этом игнорируются как обстоятельства, которые привели к внешне сходным явлениям, так и их причины или частотность.

Классическим примером логической ошибки такого рода является доказательство того, что кошка и собака – одно и то же на основании того, что и та, и другая имеют 4 лапы, 2 глаза, покрыты шерстью, питаются мясом, могут махать хвостом и способны кусаться. Ревизионисты делают то же самое, утверждая, что раз немцы и советская армия практически одновременно в 1939 г. заняли Польшу (точнее, мы – Западную Украину и Западную Белоруссию), между советскими и немецкими ее захватчиками нет никакой разницы.

Но наиболее ясно этот прием виден в попытках ряда лингвистов находить в определенных языках сходные фонетические конструкции и выдавать их за доказательство языковой связи или культурного влияния. Среди таких «учеников товарища Марра» и Чхве Намсон, который, используя звуковые совпадения, доказывал, что представители корейской цивилизации основали Персию и Бухару; и господин Щербаков, который известен выкладками об этрусском происхождении славян и попытками читать их надписи, используя современный русский язык; и господин Закиев, который, пытаясь доказать культурное влияние древних тюрок на район Древней Скифии, считает греческое слово «понт» (море) вовсе не греческим, а тюркским, приводя в качестве доказательства этого похоже звучащее тюркское слово, означающее «суп» или «похлебка».
Похожие доказательства использовал и Герасим Югай, который «предположил», что сопка Ариран находилась на сопредельной территории древней Руси и Казахстана - между Аркаимом (Приуралье) и Аральским морем. При этом автор концепции считает, что слово «Арал» по-корейски звучит «арар», то есть, как двойное арийство, и выстраивает единую линию: Арийство протославян - Аркаим прототюрков - Ариран протокореицев. Название русской реки Амур у него тоже корейского происхождения (от « А-.. мурио (ага, вода)!») Однако, хотя Югай утверждает, что в Корее нет местности под названием «Ариран», в северной части Сеула есть сопка с таким названием. Аральское море по-корейски пишется и произносится не как «арар», а как «Арал хе (море)», а река Амур в Корее называется «Хыкренган», т.е. как «река Черного дракона».

Выдача частного за общее и стихийного за направленное.

Разновидностью сравнения по внешним признакам является «противопоставление исключения правилу», когда частное выдается за общее, исключение – за правило, а «отдельные проявления» или «стихийные действия» - за разработанный сверху и претворяемый в жизнь стратегический план. Прием этот очень активно используют историки-демократы из числа советских корейцев, выдающие перегибы на местах за доказательство сталинской политики геноцида корейского населения Приморья, но особенно четко это видно на примере взбивания пены вокруг поведения Советской армии на оккупированных территориях в попытке показать, что мы и фашисты, как минимум, стоили друг друга.
При этом из внимания выпускается, что поведение немцев было, по сути, санкционировано вбитыми в гитлеровскую идеологию правилами отношения к «неполноценным расам», в то время как аналогичные действия советских солдат были стихийными и носили реакцию «встречного озверения», вызванную поведением немецких войск на советской территории в сочетании с некорректным пониманием лозунгов «Око за око!». Известно по документам, что такие действия не поощрялись, а преследовались командованием. Однако ревизионисты представляют набранные факты представлялись именно как деталь государственной политики, целью которой было не только «дать солдатикам развлечься», но и окончательно подорвать дух немцев посредством массовых изнасилований.

Этот же прием виден в сравнении красного и белого террора, но здесь обе стороны заявляют, что «у нас» были стихийные акты народного возмущения, а «у них», - политика, иллюстрирующая всю суть режима.

Использование эмоционального окрашивания текстов.

Как правило, это или возбуждение ненависти, или игра на сочувствии.
Возбуждение сочувствия отчасти связано с тем, что в условиях нынешней моды на политкорректность сочувствовать принято проигравшим, и это - один из факторов, связанных с романтизацией образов белогвардейцев и замалчиванием неприглядных сторон их деятельности. По сути, тот же процесс в определенной мере касается левых (условно прокоммунистических) партизан, действовавших в Южной Корее конца 1940-х - начала 1950-х годов, хотя здесь их романтизация связана с выходом из тени и открытием публике достаточно ужасающих фактов: так, во время подавления мятежей на острове Чечжудо процент жертв среди гражданского населения был сравним с аналогичными потерями в Белоруссии во время Великой Отечественной войны.
Возбуждение ненависти хорошо видно по работе одного из демократических историков, посвященной сравнению белого и красного террора. Статистика красных, убитых белыми, дана коротко, языком сухого отчета. Теме убитых белых автор посвящает гораздо больше места, и при этом рассказывает душераздирающие истории, не приводя о конкретные цифры. В результате получается, что 3-4 случая описанных ими зверств красных как бы приравниваются автором к тысячам красных, убитых белыми. Более того, яркие образы пыток и казней белых в сочетании с тем, что им в книге посвящено гораздо больше места, создают и окончательно закрепляют в памяти читателя тот факт, что красный террор был несравненно хуже.
Впрочем, здесь мы подошли к еще одному приему, примененному параллельно с окрашиванием текста той или ин

Использование эмоционального окрашивания текстов.

Как правило, это или возбуждение ненависти, или игра на сочувствии.
Возбуждение сочувствия отчасти связано с тем, что в условиях нынешней моды на политкорректность сочувствовать принято проигравшим, и это - один из факторов, связанных с романтизацией образов белогвардейцев и замалчиванием неприглядных сторон их деятельности. По сути, тот же процесс в определенной мере касается левых (условно прокоммунистических) партизан, действовавших в Южной Корее конца 1940-х - начала 1950-х годов, хотя здесь их романтизация связана с выходом из тени и открытием публике достаточно ужасающих фактов: так, во время подавления мятежей на острове Чечжудо процент жертв среди гражданского населения был сравним с аналогичными потерями в Белоруссии во время Великой Отечественной войны.
Возбуждение ненависти хорошо видно по работе одного из демократических историков, посвященной сравнению белого и красного террора. Статистика красных, убитых белыми, дана коротко, языком сухого отчета. Теме убитых белых автор посвящает гораздо больше места, и при этом рассказывает душераздирающие истории, не приводя о конкретные цифры. В результате получается, что 3-4 случая описанных ими зверств красных как бы приравниваются автором к тысячам красных, убитых белыми. Более того, яркие образы пыток и казней белых в сочетании с тем, что им в книге посвящено гораздо больше места, создают и окончательно закрепляют в памяти читателя тот факт, что красный террор был несравненно хуже.
Впрочем, здесь мы подошли к еще одному приему, примененному параллельно с окрашиванием текста той или иной эмоцией. Его можно условно назвать

«один, два, три, - много».

Этот тоже связан с особенностями человеческого восприятия, для которого достаточно получить три-четыре примера, чтобы поверить, что они выражают тенденцию. Таким образом, если у ревизиониста нашлось некоторое количество фактов, то при минимальной психологической обработке читателя фразами типа «И это далеко не единственные примеры, иллюстрирующие…», они вполне превращаются в доказательную базу.

Махинации со статистикой.

Здесь, конечно, можно найти очень много примеров, но я остановлюсь на двух. Во-первых, это статистика апологетов Холокоста, касающаяся того, сколько евреев было убито Гитлером. В целом ряде случаев речь шла не о действительных жертвах геноцида, а о тех евреях, которые умерли на оккупированной немцами территории за время гитлеровской оккупации. В результате жертвы Холокоста оказались даже в Дании, хотя точно известно, что все датские евреи были организованно переправлены в нейтральную Швецию.

Другой пример – сравнительная характеристика потерь советской и немецкой армии во время Великой Отечественной войны, призванная доказать факт, «заваливания трупами». При этом, однако:
• К собственно военным потерям добавляются потери среди гражданского населения Советского Союза.
• У «немцев» считаются потери только немецких частей без учета их многочисленных союзников. Между тем под Сталинградом из пяти противостоящих нам армий немецких было только две, остальные – румыны и итальянцы.
• Не учитывается принцип «учета тел» в немецкой армии, где для признания факта смерти требовался солдатский жетон или труп погибшего. В случае, если этого не было, боец записывался в «пропавшие без вести».
• Последняя категория учитывалась при определении советских потерь, но не считалась при определении потерь немецких.
• Приводятся данные о потерях в нашем народном ополчении, но игнорируются данные о потерях в немецком фольксштурме на завершающем этапе войны. Впрочем, это может быть связано с тем, что в это время статистику потерь уже никто не вел.
• Полицаи и пособники полицаев, бывшие граждане СССР, воевавшие на стороне немцев и уничтоженные Красной армией или партизанами, записаны в советские, а не немецкие, потери.

Другие передергивания, связанные со статистикой, включают в себя, в частности, игнорирование факта возможных приписок, в результате которого мертвые души, значащиеся в плане ликвидации врагов народа, оказываются живыми, или неверное суммирование, когда при анализе гестаповского отчета о том, что было уничтожено сколько-то евреев, сколько-то коммунистов и сколько-то пособников партизан, выпускается из внимания факт, что один и тот же человек мог быть включен во все три списка.

Некорректное использование «белых пятен».

В рамках этого приема трактуются в выгодном свете лакуны в источниках. Обычно вариантов два. Первый - уже упомянутый принцип западноевропейских ревизионистов «не упомянуто /запротоколировано, значит - не было», связанный с ложным приоритетом одного корпуса источников над другими.

К сожалению для историков, письменные приказы, в которых открытым текстом предлагалось убивать гражданское население штыками и мотыгами, чтобы не тратить на это дорогостоящие патроны, отдавались только в Руанде или Кампучии времен Пол Пота. Однако западные ревизионисты используют это как аргумент, считая, что, поскольку прямых приказов сжигать евреев никто не отдавал, а показания свидетелей слишком сумбурны и противоречат друг другу, геноцид не доказан. Между тем, отсутствие точного описания технологии уничтожения людей отнюдь не является доказательством отсутствия самого факта уничтожения, который вполне подтверждается хотя бы фотографиями тел или раскопками массовых захоронений.

Другой вариант этого приема можно выразить фразой "Да, Сталин этого не говорил, но имел в виду». Он связан с игнорированием стандартного методологического приема, заключающегося в том, что если в источнике что-то не упомянуто, то этого, скорее всего, не было, и «бремя доказательства» ложится на того, кто хочет доказать обратное. Подход, практикуемый ревизионистами, сводится к тому, что если данные факты не встречается в источнике, это не означает, что их не было вообще.

Так, на том основании, что в воспоминаниях Марка Поло ничего не говорится ни о китайских иероглифах, ни о китайском чае, ни о Великой китайской стене, ревизионисты делают вывод о том, что всего этого не было. Даже если опустить то, что Марко Поло был в Каракоруме, который находится достаточно далеко от китайской стены, такая аргументация является хорошим примером вышеназванного приема.

Но одно дело – когда в текстах опускаются моменты, которые автору текста кажутся сами собой разумеющимися (по данному поводу можно вспомнить высказывание Борхеса относительно количества верблюдов и минаретов в романах о Востоке арабского и неарабского автора, суть которого заключается в том, что когда об этом пишет неарабский автор, он многократно упоминает о них обязательно потому, что они бросаются ему в глаза и служат, как говорил Остап Бендер, «восточным орнаментом»; для арабского же автора они настолько привычны, что он может не упоминать о них вовсе). Понимание того, о чем умалчивается, входит в понятие «профессиональная подготовка историка», ибо иначе можно смело развивать идею о том, что древние греки сражались, стоя на одной ноге, ибо нигде не упомянуто, что они при этом переступали с ноги на ногу. Другое дело – когда ревизионисты утверждают, что приводимые ими «факты» не упоминаются в летописях, но это не значит, что их не было.

--------------------часть 5----------------------------
Взаимодействие с критиками

Забивание «профессионализмом»

как попытка перевести обсуждение проблемы на «поле узкой специальности», в которой ревизионист обладает подавляющей компетентностью. Нечто подобное делал Фоменко, который в дискуссии с историками оперировал своими малопонятными гуманитариям выкладками в области математики и астрономии, а в разговорах с математиками приводил кучу исторических фактов, которые уже они не знали и не могли проверить.

Более явно этот прием прослеживается в деятельности Мензиса, который постоянно ссылается на свой опыт капитана подводной лодки (дескать, в отличие от историков, занимающихся только теорией, он как моряк и практик..). Например, он утверждает, что по тому, как изображена на карте береговая линия, можно определить то, в каком направлении плыл человек, который ее зарисовывал и производил необходимые замеры. Массовая аудитория уверена в том, что профессиональный моряк, конечно, прекрасно знает, как замеряются координаты, и проверять его «на вшивость» необходимости нет.

Однако при этом упускается из виду то, что в XV в., о котором идет речь, не было приборов глобального позиционирования (системы GPS), а классический процесс триангуляции требует высадки на берег и проведения там весьма длительных по времени замеров, т. е. для того, чтобы получить искомый уровень детализации, проплывать мимо береговой линии, фиксируя ее на ходу, в условиях Средневековья недостаточно. Точно так же европейские ревизионисты в свое время использовали мнение инженера-пожарника для доказательство своего тезиса о том, что упомянутое количество трупов попросту нельзя сжечь в крематории данной конструкции так, чтобы от них остался только пепел.

Расчет здесь строится на том, что, прочитав длинный наукообразный пассаж (наличие в тексте сложных терминов, графиков, диаграмм, формул только усиливает этот эффект) о том, что технические мощности печей Аушвица не позволяли сжечь за 4 года 6 миллионов человек, большая часть аудитории не сподобится поехать в Освенцим проверять технические параметры крематория или попытается воспроизвести аргументы (не каждый историк одновременно является профессионалом в точных или технических науках), а поверит в столь разработанную и аргументированную гипотезу.

Подмена заслуг.

Безусловный авторитет ученого или специалиста в области его прямой компетенции используется как прикрытие его более чем спорных высказываний в иной области. Мы уже говорили о том, что даже гениальность не предполагает всеведение, и книги того или иного автора на разные темы могут быть неодинакового качества, однако именно авторитет академика и его научные заслуги помогли Фоменко растиражировать свою теорию. При этом критика авторитета воспринимается как покушение на все его заслуги, играющие в данном случае роль священной коровы. Контраргументы по принципу «Академик не может ошибаться» или «Вы подвергаете сомнению авторитет человека, который отдал науке 40 лет, является автором более 60 трудов и…?» относятся к данному типу и не всегда парируются отделением уважения к имени и заслугам конкретного лица в принципе от его ошибочной позиции в частном вопросе.

Другой лик подобного приема – ссылка на авторитет неспециалистов, когда в качестве доказательства истинности точки зрения приводятся сведения о том, что ее поддерживают уважаемые люди. Например, в одном из споров по вопросам религиоведения меня пытались осадить цитатой из академика Павлова. Однако при всех его заслугах в области физиологии его мнение о бытии божьем не является столь же компетентным, как в ней. Гарри Каспаров – чемпион мира по шахматам, Эрнст Мулдашев - как говорят, действительно выдающийся офтальмолог, однако их высказывания на исторические темы – худший пример дилетантства, подпитываемого их амбициями, рожденными высоким статусом в профессиональной области. Их имена широко известны массовому читателю, и ревизионисты могут «давить их авторитетом», однако считать, что академик-физик, известный спортсмен или заслуженный деятель искусств могут оценить историческую проблему глубже и правильнее, чем кандидат исторических наук, профессионально занимающихся этой темой, значит совершить ошибку.

Сюда же относится подмена квалификации репутацией, когда в ответ на аргументы в научной сфере нам рассказывают о том, каким замечательным человеком является автор теории или как его травил КГБ в сталинские времена. При этом подразумевается, что «хороший человек, примерный семьянин и активный общественник» априори является и хорошим ученым, а уровень преследования диссидента режимом или проявленного им при этом мужества прямо пропорционален правоте его теории.

Перевод научной дискуссии в полемическую/политическую плоскость.

«Так как точка зрения оппонентов ангажирована, она по определению не может быть объективной». Благодаря этому приему все аргументы критиков как бы заранее отметаются как попытки недобросовестных ученых защитить неверную точку зрения неверными способами. Тем более что обвинение в пристрастном подходе очень легко навесить на человека, придерживающегося в споре определенной позиции. В особенности этот прием распространяют на историографов старой школы, обвиняя их в том, что они до сих пор не освободились от коммунистического наследия, замалчивавшего факты и лакировавшего действительность. Между тем, хотя точка зрения классической советской историографии НЕ СОВСЕМ корректна, ее полное отрицание в рамках вышеописанной концепции СОВСЕМ НЕ корректно.
Кроме того, в политической дискуссии «бремя доказательства» лежит не на том, кто выдвинул тезис/обвинение, а на том, кому после этого приходится доказывать, что он не верблюд. Тот, кто начал действовать первым и сумел заставить врага оправдываться, имеет приоритет.

Подмена объективного восприятия пропагандистским.

Этот прием вытекает из перевода дискуссии из научной плоскости в политическую, так как методика массовой пропаганды своей точки зрения отличается от методики установления научной истины. В частности, пропаганда склонна упрощать ситуацию с тем, чтобы сложившаяся картинка была ясна рядовому обывателю. Она игнорирует сложные процессы, представляя какой-то факт не как слагаемое множества действий и интересов самых разных групп и самых разных уровней, а как результат воздействия какого-то одного фактора. При этом, конечно, теряются важные детали и значимые тонкости, что, в частности, позволяет лучше использовать остальные приемы наподобие некорректного сравнения по внешним признакам.
Подмена объективного восприятия пропагандистскими штампами проявляется и в посылке «Если вы не согласны с нами, вы согласны с ними». Палитра мнений сокращается до двух, «нашего» и «вражеского», так что все те, кто смеет опровергать мнение Резуна или Соколова, записываются в апологеты преступлений сталинского режима, после чего на них навешиваются все соответствующие ярлыки.

Рисование «лица врага».

От непосредственной критики конкретного оппонента по принципу «сам дурак» прием отличается тем, что из числа представителей противоположной точки зрения отбираются или высказывания людей, зомбированных официальной пропагандой и несущих откровенную чушь (подтекст - «мы пытаемся установить истину, а у них мозги прокомпостированы»), или ярко выраженных маргиналов (подтекст – «сами видите, какие они все и насколько с ними можно вести нормальный научный диалог»).

Прием, при котором экстремальные элементы движения выдаются за его мэйнстрим, достаточно распространен. Кроме того, он накладывается на частную ситуацию, при которой в объектив журналистов, снимающих нечто новое, незнакомое и непонятное, попадают «не самые умные, а самые шумные» - те, кто будет выигрышно смотреться в кадрах хроники. Мне это очень хорошо знакомо по телепередачам о неформалах, в особенности – о ролевиках.

Разгром очевидной нелепости.

Прием строится на том, что в аргументации противника обнаруживаются некоторые ошибки (не обязательно являющиеся главными, стержневыми). Разбору этих ошибок уделяется большое внимание, после чего делается вывод о тотальной некомпетентности оппонента в обсуждаемом вопросе. Иными словами, частная ошибка выдается за стержневую, обнуляющую доказательную ценность всей системы.

Еще лучше, если во вражеской аргументации можно найти некоторое число заведомо нелепых утверждений, каковые несложно красиво разгромить, после чего делается вывод, что весь корпус доказательств оппонента равен по качеству разгромленному - «на этих двух примерах уровень аргументации критиков нашей теории виден так хорошо, что приводить дальнейшие примеры я не вижу смысла».

Определенной антитезой к упомянутому выше приему является

игра в честность и объективность,

которая сводится к признанию своих мелких и несущественных для концепции ошибок. Однако за таким признанием обычно следует требование к оппоненту: «Я признал свои (мелкие) ошибки, а вы признайте свои (ошибочность данной концепции)».

Ложное позиционирование собственной объективности.

Этим приемом очень хорошо владеет Буровский, который на страницах своей книги, вроде бы, громит и сионистов, и антисемитов. Однако среди антисемитов критике подвергаются их наиболее «пещерные» представители, и, отметя самые одиозные и радикальные книги данного направления, автор совершенно спокойно опирается на те, в которых те же самые мысли высказаны в более цивилизованной форме. В результате получается: «Конечно, представление о том, что евреи приносят в жертву христианских младенцев, является мифом. Всем известно, что они просто убивают русских детей, чтобы обеспечить геноцид нашего народа».

Наезды на личность автора.

Эта тема достаточно развита в текстах по искусству демагогии «Двенадцать приемов литературной полемики» от Карела Чапека. Поэтому просто отметим, не развивая мысль, таких приемов как срыв дискуссии, перевод ее в скандал (истерика, жалобы типа «меня травят», «меня оскорбляют»), оскорбления оппонента, обвинение его в демагогии. Сюда же - намеренный отказ от дискуссии с мотивировками типа «Что им тут доказывать? Нас все равно не захотят услышать» или «для того, чтобы полностью раскрыть абсурдность вашей точки зрения, мне придется набить целый том, а на это у меня нет ни сил, ни времени, ни желания». Сюда же и замаскированные наезды на аудиторию категории «только дурак не поймет, что..».

Впрочем, мы несколько увлеклись и ушли в описание приемов той «прикладной демагогии», которая относится к ведению дискуссии вообще. Тема эта достаточно интересная, но ревизионизма касается боком. Поэтому остановимся, посчитав, что мы уже сказали достаточно много.

Тупые дети очень любят поговорить об очевидцах. Типа "а вот мой дедушка
рассказывал как всё на самом деле было!" Как эксперт с мировым именем
сообщаю, что с показаниями дедушки имеет смысл ознакомиться, но их вовсе
не следует воспринимать как некую "правду". Ибо выражение "врёт как
очевидец" - оно не на ровном месте появилось.

Правда - она у каждого своя, особенности восприятия - они у каждого
свои, ну а про особенности устройства индивидуальной памяти и говорить
нечего. Да, очевидец видел всякое и помнит многое. Однако это вовсе не
значит, что свидетельские показания - единственный и самый правильный
критерий истины.

Вот типичный пример воспоминаний дедушки:

Были доты 5-7-этажные, снаружи затянуты стальной сеткой или залиты
резиной. Снаряд отбрасывается, и он взрывается рядом с дотом, а дот
остается невредим.
Hовиков А.H., красноармеец, 588 стр. полк, 90 стр. дивизия

С первых же выстрелов мы узнали что такое доты - донышки от
снарядов и осколки летели к нам, ибо на дотах были резиновые купола.
Терешук H.К. красноармеец, 34-й отдельный артиллерийский дивизион ОМРГК

В финской историографии, в частности, таких трудах, как "История
зимней войны", "История фортификации Финляндии" и т.д., нет даже
малейшего намека на многоэтажность дотов, а тем более резиновые купола.
Hе вдаваясь в фортификационные тонкости, следует лишь заметить, что
большинство финских дотов, построенных на линии Маннергейма в 30-х
годах, немногим отличались от советских "собратьев", сооруженных в УРах
на старых границах ЛВО, ПрибОВО и КОВО. Рождению мифа о дотах
способствовал неудачный штурм линии Маннергейма в декабре 1939 года.
Прорыв линии в феврале 1940 года убедительно продемонстрировал
уязвимость финской фортификационной твердыни, но не сумел развеять
стихийно возникший миф.

Зачитать целиком - http://www.conservator.ru/mif/mif11.shtml

И ты спросишь: а кому же верить? И я тебе отвечу: а верить не надо
никому. Если чего-то хочется знать, надо изучать максимально возможный
массив показаний очевидцев - без примесей шизофрении типа "это была
несправедливая война". Изучаются документы - с обеих участвовавших
сторон, устанавливаются факты, обрабатываются свидетельства и выдаются
результаты экспертиз. И только после этого можно говорить предметно.

Hапример, командир советской подводной лодки сообщил, что в такое-то
время в таком-то месте утопил зверских размеров вражеский линкор. А
немецкий лётчик сообщил, что в то же самое время, только несколько
левее, за полчаса подбил двадцать пять советских самолётов. С интересом
ознакомившись с сообщениями участников, следует ознакомиться с немецкими
данными: кого у них там в это время утопили? Если окажется, что это была
баржа с песком - ничего страшного не случится, мы просто уточнили что к
чему. И если окажется, что в тот же день немецкий лётчик сбил всего один
наш самолёт, а двадцать четыре приписал - тоже ничего страшного, просто
нам становится понятнее, откуда берутся такие цифры.

То же самое касается рассказов дедушек и бабушек, которых "посадили ни
за что". Уголовных дел рассказчики - в глаза не видели, с кем
бабушки/дедушки по жизни были связаны и чем таким интересным занимались
- без понятия, что творилось в окружающем мире - знать не знаем и знать
не хотим. Hо мнение, понятно, имеем.

Чисто для справки: 97% населения лагерей твёрдо уверено в том, что
посажены ни за что. И только 3% считают, что их осудили справедливо.
Своим детям и внукам они так и рассказывают: по беспределу закрыли, сцуки. А те, которых три процента - им про отсидку рассказывать просто
стыдно.

Брем так нельзя ты хоть разбей на части свои выступлегния
Очень не удлбно читать такой текст

чето ссылка на сайт откуда брал куда то делась... хехе, так и рпредставил серию статей "Хочу все знать"... по любому прочтет то колличество человек какое прочтет и это, не разбитое...

Альфред Брем
ф топку тебя!!!!

Брем +1 к респекту(еще бы дать это почитать тем идиотам кто побежал скупать соль и сахар ахахаха ) =D>

ещё бы асилить

WAI пишет:Альфред Брем
ф топку тебя!!!!

однако так и тянет написать, что а тебя в попку, но не буду... хотя уже написал, гыыы... но можешь считать что не писал, хотя все равно ведь прочтешь,хе... и вопрос у меня, ты так долго читала? запастил то еще в феврале... хехе

одна из самых ужасных фальсификаций, это на тему был ли холокост!

MATVEI пишет:одна из самых ужасных фальсификаций, это на тему был ли холокост!

Тебе сюда

Eug пишет:Пора уже наконец всем хорошим людям собраться и убить всех плохих людей

наверное так и нужно сделать но .........................

Типа тогда все хорошие люди превратятся в плохих? Автоматически....
Может, тогда пусть хорошие люди соберутся и не будут убивать плохих людей, а просто покалечат.... Зверски.... :3some: